Заявка #2 • Имя персонажа: на усмотрение игрока; • Возраст: от 30 до 40; • Статус: секретарь хозяина ДЗ. Любовник или нет – как получится. Конечно же, я за то, чтобы получилось, чо уж.

Paul Bettany

Биография

На усмотрение игрока, но хотелось бы без особых наворотов, тяжёлых психологических драм, отчимов-педофилов и детских комплексов, и прочей тягомотины. Если хочется надрыва, то чтобы в нём была мера, итак слишком много людей, обделённых и побитых судьбой. Характер - уверенный в себе, адекватный взрослый человек, но напоминаю, что любые кинки можно обсудить, потому что совсем без тараканов всё-таки не интересно. Один-два вполне подойдут. В отличие от био и характера, внешность очень даже принципиальна. Только эта.

Дополнительная информация

То, как вы попали на такую должность в ДЗ придётся обсуждать ещё и с администрацией.

Связь

430098650 или ЛС

Заявка №6 • Имя персонажа: на ваше усмотрение • Возраст: 35-42 лет • Статус: любовник, друг

Люк Эванс

Биография

Все просто, я хочу видеть в партнерах Люка Эванса, в деловом костюме или в джинсах, можно даже в золотых доспехах Зевса или плаще Дракулы, буду любить его в любом виде и всячески восхищаться.

Этого мало? Тогда у меня есть, что предложить для развития сюжета. Я не люблю, когда все просто, поэтому придумал обстоятельства, которые будут мешать быть вместе, ведь вино с выдержкой гораздо приятнее, чем молодое и незрелое, вот так же и с удовольствием, оно становится острее, когда нужно выждать.

Раз в месяц я выхожу в город, это мой выходной, когда я предоставлен самому себе. Но по распоряжению Мастера меня сопровождает охранник, которого я и хочу увидеть в твоем лице. Я не знаю, при каких обстоятельствах между нами что-то вспыхнет, это еще предстоит обыграть. Подобную связь в Доме поощрять не станут, поэтому нам придется скрывать отношения, пользуясь единственным днем в месяце, когда мы сможешь быть откровенными друг с другом. Если ты готов к такому испытанию, то я уже жду тебя.

Дополнительная информация

другой ракурс

Связь

Жду в лс

— Я понимаю, — отметил Марк по возможности сдержанно. Он действительно понимал — игрушка показалась занятной, кому ж захочется отпускать. И вот это как-то нагнетало обстановку.

Появление нового человека не слишком отвлекло внимание Марка, и он даже не сразу понял, кто это сидит в инвалидном кресле, а когда понял, то буквально остолбенел. Он ещё цеплялся за самообладание, или за его остатки, протянул руку за бокалом с водой, но смотрел только на Карлайла. В результате свалил бокал с красным вином, со всей дури сжал бокал с водой и раздавил его.

— Отмените ужин.

Голос сел до сдавленного хрипа, а Марк отодвинул стул и напряжённо пригнулся, медленно вытирая окровавленную ладонь об скатерть.

Карлайл! Господи…

— Три месяца. За три месяца меня будут каждый божий день покупать другие мужики. И может не по одному разу. И вы ничего не сможете сделать. Если хотите, то к нему я больше не подойду ближе, чем на три метра, но… отмените… ужин…

Он обрил волосы Карлайла. Марк медленно поднялся, идеально выложенные столовые приборы с жалким лязганьем смешивались в кучу бесполезного металла. Господи, как Марк любил волосы Карлайла, невинной любовью фетишиста, к которым никогда себя не причислял.

— Пусть его отсюда заберут… живого… и отвезут в медпункт. И я сам приготовлю вам ужин из любого куска с моего тела на выбор. Развлекая приятной беседой.

Иначе… иначе…

У Марка перед глазами мелко задрожала алая сетка с чёрными вкраплениями, лицо исказилось. Он не любил Карлайла, но он им дорожил, как дорожат тем немногим, что осталось от нормальной жизни. Вонг был умным, красивым, уверенно шёл на повышение категории, мастера не могли на него нарадоваться. Как его вообще могли продать на убой, сколько этот мудила заплатил?!

— Патрик! — рявкнул Марк так, будто сейчас кусок горла выплюнет, и голос тут же сел до шёпота. — Чего ты хочешь? Чего ты хочешь взамен?

Да, он выглядел так, словно обезумел, взгляд метался по подвалу, но пальцы уже сжали то, что нашарили — нож, вилка, в умелых руках это тоже оружие.

— Если… — он указал ножом на Карлайла и не смог закончить фразу, горло перехватило словно удавкой. — Через три месяца тебе придётся искать другую игрушку, потому что уж я придумаю, как испортить малину… Я делал всё, что ты хотел. Всё! Оставь его.

В напряжённой паузе, Тейт скурил сигарету до фильтра, не замечая, как она припекла кожу на пальцах. Все мысли были о том, во что он вляпался и как из этого говна выпутываться?
Как только шантажист открыл рот, пазл начал складываться в целую картинку. И чем больше он говорил, тем сильнее менялось выражение лица герцога, а именно взгляд, в котором читалась глубокая и непередаваемая палитра эмоций от презрения до гнева. Ничто не могло скрыть тошнотворное чувство превосходства, с которым тот говорил, даже не понимая, кто перед ним стоит и на что способен разъярённый герцог. Опустить человека ниже плинтуса можно было грамотно и в рамках закона. Хотя кулаки чесались разукрасить морду несчастного.
Ели шантажист хотел чувствовать себя хозяином положения – пусть.  Тейт проглотил каждое слово, насмешки и снисходительный взгляд, но упоминание о покойном отце и матери были лишкой, больно ударив пощёчиной наотмашь.
Герцог подошёл к вымогателю вплотную, и заглянул в глаза. Задёргалась верхняя губа и на щеках заиграли желваки.
Тейт заговорил очень тихо, шипя на манер змеи, сохраняя пугающее хладнокровие:
— Ты!... — из расширенных ноздрей вырвался воздух, — даже не представляешь.. — глаза застилала красная пелена ярости. Сам того не понимая, Тейт прихватил его за горло, возвышаясь стеной, продолжая шептать, выплёвывая каждое слово в лицо:
— Если хоть одна газетёнка хоть что-то упомянет, и я пойду на дно — ты потонешь вместе со мной.
Было видно, с какой тщательностью Тейт подбирал слова, удерживая самоконтроль на грани фола, перескакивая с ты на вы. К горлу подкатил тошнотворный ком, и от чувства беспомощности затрясло. На кону была непросто репутация, этот человек своим поступком мог сделать Тейта главным позорищем в истории клана. По крайней мере, так думал герцог, проклиная свою память и тот день, когда он согласился отпраздновать сделку.
— Цена? — отпустив горло и не отстраняясь, с нескрываемым презрением спросил он, — Вы ведь за этим пришли. Так, сколько же Вы стоите, а то я запамятовал, забыв оставить чаевые за молчание.

Язык тела. Джим не раз замечал, что он честнее, чем слова, которые произносит жертва. Не раз попадались рабы, которые уже после первых ударов "ломались", умоляя прекратить, вереща, что им ужасно больно, даже закатывали глаза в попытке симулировать обморок. Только чтобы их шкура осталась цела. Но их всегда предавало собственное тело. Не было у них ни нервной мелкой дрожи мышц, ни холодной испарины на кожи, ни сорванного в крике голоса. И Джим обязательно доводил их до грани, а иногда и толкал за неё, оставляя в оковах бессознательное истерзанное и затраханое тело.
Джим, поймав взгляд юноши, прекрасно понял, что этот раб был совсем не из таких притворщиков. Его тело буквально кричало о том, насколько хреново сейчас юноше. Стиснутые зубы, натянутые до предела мышцы, даже то, что он не пытался вырвать волосы из руки Джима. "А ведь я говорил, будет проще, если не станешь себя сдерживать и начнешь реагировать на боль без никому не нужной бравады," - подумал Джим с мстительным удовольствием.
О да, эта картина принесла мужчине немало удовольствия. Все реакции раба, его попытки сдержать крики, замаскировать их под ругань на другом языке, даже то, что он умудрился растереть кожаными браслетами-наручами кожу на своих руках. Всё это настолько подогрело желание Джима, что он был готов отцепить раба от бруса и натянуть его на свой член в первый раз за вечер.
— Господин... Я же вам горло перегрызу, если встречу в тёмном закоулке… Зубами рвать буду, не отнимут… Я ж не вип, мне терять нечего, кроме полусотни с гаком килограммов мяса и костей.
Джим лишь фыркнул, а потом схватил второй рукой беззащитное горло самого раба и спокойным тоном произнес, слегка сдавливая его, перекрывая воздух:
- Потому и не вип, что никак не поймешь свое истинное положение. Не будет никакого темного переулка. И твоих зубов на моем горле тоже, кусок мяса с костями. Очередной клиент-садист просто вырвет тебе язык после очередной твоей колкости, а потом забьет до смерти. И заплатит за это штраф меньший, чем ему будет стоить ночь с випом, дурак.
Разозлили ли слова раба Джима? Ничуть. Каждый тешит себя иллюзиями, каждый пытается доказать другому, что именно его иллюзия есть реальность. Спорить по поводу воздушных замков, построенных на песке, было бы глупо. Раздражаться или гневаться на явную провокацию - бессмысленно. Джим даже сейчас, удерживая раба за шею и лишая его возможности говорить и дышать одновременно, просто наслаждался. Шальным взглядом раба, его беспомощностью, попытками вырваться из цепей, реакцией тела раба на угрозу жизни. Всем комплексом тех ощущений, которые ему были доступны здесь и сейчас.
Отпустив шею придушенного раба, Джим отошел от него к стойкам, вешая обратно кнут. Надо было бы поднять и плеть, но ему было лень. Тело раба дальше истязать было бесполезно. Еще немного - и он упадет в обморок, чего Джиму хотелось избежать. Но до нужной садисту кондиции раб еще не дошел. Надо было менять тактику. Вот только что выбрать?
Взгляд упал на полку с различного рода фаллоимитаторами и вибраторами. И Джиму это вдруг показалось забавным. И тело отдохнет, и психика раба переключится на совсем другой раздражитель. Интересно, как парень будет реагировать на большой вибрирующий искусственный член в своем заду? Да, это будет интересно.
Выбрав девайс, заметно превышающий стандартный размер члена, Джим не забыл его смазать находящимся здесь же лубрикантом. Ему не нравилось вставлять в свою жертву хоть игрушки, хоть свой собственный член "на сухую". И не в боли было дело, а в том усилии, которое требуется для подобного насилия. А так - легко ввести, легко использовать, легко избавиться от сделавшей свое дело игрушки. "Возможно, раб даже сможет получить удовольствие от такого процесса, кто знает? Было бы забавно," - с весельем подумал мужчина, возвращаясь к рабу и раздвигая свободной рукой ягодицы парня.
- Расслабь свой зад, если не хочешь снова чувствовать боль.
И, не давая тому опомниться или зажаться, приставил к колечку ануса головку вибратора и надавил на неё, вводя в тело раба. Пока только саму головку, без вибрации.

— О, не сомневаюсь!
Уже не первый раз Кэмпбелл замечал у Ника нотки ревности в свой адрес и много, много раздражения. И ярче всего это проявлялось, когда герцог напоминал репортеру о своей феноменальной памяти, особенно в моменты полного алкогольного релакса.   

— Смотрю, такие кузнечики в Вашем вкусе, да, Ник? — Тайтес намеренно подтрунивал и издевался, желая вывести незадачливого шантажиста. И кажется это у него получилось.
Ник, словно маленький обиженный волчонок, начал кружить вокруг стола. Герцог с опаской краем глаза наблюдал за этими перемещениями, крепче сжимая вилку и стакан, продолжая изображать хорошую мину при плохой игре. И когда репортёр оказался за спиной герцог откровенно занервничал и не зря…
С округлившимися глазами Тайтес, вместе со стулом стал накреняться назад, охнул, стукнулся коленями о столешницу. Наполненный виски и талым льдом стакан выскользнул из рук, разбиваясь вдребезги. Руки машинально уцепились за скатерть. И под мерзкий срежет ножек стула, под оркестр и грохот бьющейся посуды, он уволок за собой все содержимое стола. А ведь ужин так хорошо начинался.
— Паршивец! — зарычал герцог, отпуская скатерть и перехватывая запястье, удерживающее спинку стула, вцепляясь в него короткими ногтями, — что ты задумал?! Ты знаешь сколько это все стоит!

В публичном месте Тайтес подобного бы не позволил, но наедине… как только Ник перестал тащить стул и режущий уши скрип стих, Кэмпбелл сильнее стиснул в хватке чужое запястье, вывернулся и боком упал со стула, гневно смотря из позы «на корячках» на репортера.

— Я тебе напомню, — на эмоциях перешел он на «ты» и вскочив на ноги и пихнул Ника в грудь, гневно смотря в глаза, — евнухом захотел стать или помериться силой?
Кэмпбелл пришел в неистовство, но при этом отступил, смотря на Ника словно на заразного, например, Эболой. Он таким и был, и болел, по мнению Тайтеса, гейством, а это нужно было лечить! Много и сильно - женщинами.
— Ты что… собрался опять ко мне лезть, еще скажи, что насиловать, мозги-то совсем упали в-в... — не подобрав приличного слова, герцог ткнул пальцем в пах репортера и спустя несколько секунд заиканий, все же выдавил:
— В головку?
В коридоре и гостиной синхронно задребезжали телефоны. Кэмпбелл покосился на выход из спальни, готовый в любой момент из нее слинять, думая, что такие крики и погром, скорее всего, услышала прислуга, потому что никто другой звонить не мог. Если не ответить, постучат в номер. Но перед выходом был опрокинутый стул, край кровати, Ник, а на выходе к убежищу - своей спальни, вообще, минное поле из еды и осколков от посуды... а Тайтес был босиком.